Музыка: John Barry - The Death Of Cisco

УМЕР... ОН ЗАСЛУЖИЛ ЭТОЧетвертого августа 1919 года было невыносимо жарко и влажно. В полдень, когда температура достигла 95 градусов по Фаренгейту, двое угрюмых мужчин в легких летних костюмах и панамах пересекли оживленную Флэтбуш-авеню и вошли в ресторан «Олимп», находившийся в самом центре деловой части Бруклина.
– Здравствуйте, дорогие друзья, – поприветствовал голос с сильным греческим акцентом посетителей, знакомых большинству из тех, кто обычно собирался во время ленча у Ника Колувоса. В зал вошли Фрэнк Ейл, один из стремительно возвысившихся главарей подпольной банды, и его помощник, плотный мускулистый Энтони «Маленький Оги Пизано» Карфано, по прозвищу «Итальяшка Оги».
– Позвольте предложить вам столик в глубине зала, возле большого вентилятора, там прохладнее, – сказал Колувос. Приятный, услужливый хозяин ресторана смотрел на Ейла с восхищением. Он хорошо запомнил, как в холодную зимнюю ночь 1918 года мальчишка лет десяти торговал дневными и вечерними газетами в киоске у входа в его ресторан. К ночи пачки газет не уменьшились, хотя к этому времени все должно было быть распродано. Погода стояла отвратительная, и улицы опустели. На глазах у Ника Ейл подошел к мальчику и, вручив ему хрустящую пятидесятидолларовую купюру, сказал, что выкупает все содержимое киоска, а затем скомандовал: «Марш домой, к маме». Ник навсегда запомнил эту сцену. Ему, иммигранту из бедной греческой деревеньки, жившему в нищете до приезда в Америку, где, прежде чем накопить денег на собственный ресторан, он вынужден был мыть посуду и работать поваром, жест мафиози показался примером истинной щедрости.
Он усадил гостей, принял заказ и отправился на кухню проследить, чтобы заказанные блюда приготовили по их вкусу. Ейл обратил внимание Пизано на то, что Ник менее энергичен и улыбчив, чем обычно.
– Что-то беспокоит его, – заметил он. Когда Ник принес и подал еду, Ейл спросил у него, что случилось. Пожав плечами, Ник сказал, что все в порядке. Ейл не поверил ему. – Ник, дружище, ты чем-то озабочен. В чем дело? Что-то беспокоит тебя? Может, у тебя нелады с персоналом?
Ник покачал головой:
– Нет, ничего похожего. Неприятности личные... – Он замолчал, и Ейл почувствовал, что Ник сильно огорчен.
– Пошли в заднюю комнату, – предложил Ейл, – там нам будет удобнее говорить.
Встав, он сунул руку в карман и вытащил пачку денег. Дав Маленькому Оги десять долларов, он велел ему принести из ближайшего магазинчика бутылку шотландского виски. Когда Оги вернулся, они втроем пошли в заднюю комнату. Наполнив стаканы, Фрэнк и Оги приготовились выслушать Ника.
Колувос с большой неохотой произнес:
– Моя дочка, Олимпия... Ты знаешь ее, Фрэнки... Два месяца назад ты подарил ей двадцать долларов на день рожденья...
Ейл помнил девочку. У нее было хорошенькое личико и длинные волнистые каштановые волосы. Он вспомнил, что Олимпии исполнилось восемь лет.
Ник рассказал, что уже несколько недель Олимпия очень грустная, часто плачет, отказывается от еды.
– Это совсем не похоже на мою девочку, – объяснил он. – Мы показали ее доктору, но он ничего не нашел. Он считает, что она просто взрослеет, но мы с женой уверены, что тут что-то не так.
К тому же в последнее время девочка начала просыпаться среди ночи, потому что ее мучили кошмары.
– Я не могу видеть ребенка в слезах, – пожаловался отец. – Мне это не дает покоя. Хуже всего, что она не признается, что ее что-то тревожит. Мы не знаем, как еще ей помочь.
Ейл тут же принял решение.
– Знаешь, что я могу сделать? – Он выдержал паузу, чтобы его слова прозвучали весомей. Затем, сильно жестикулируя, объяснил, как заставить девочку заговорить. – Я попрошу Мэри Диспано свозить Олимпию в эти выходные на Кони-Айлэнд. Может быть, побывав на аттракционах и поев мороженого, она откроет Мэри, что ее беспокоит.
Мэри Диспано, сорокапятилетняя вдова, женщина строгих правил, жила одна в квартире на углу Юнион и Генри-стрит в центре «Малой Италии» в Бруклине. Ее муж и сын умерли во время эпидемии инфлюэнцы в 1917 году, и с тех пор Мэри не снимала траура. Дети обожали Мэри Диспано, и многие из них поверяли ей свои тайны. Они рассказывали ей о себе и своей жизни то, о чем не смели заикнуться матерям.
В следующее же воскресенье Мэри Диспано повезла Олимпию в знаменитый летний парк аттракционов на Атлантическом побережье в Бруклине. Вдоволь накатавшись, поев сосисок с жареным картофелем, мороженого и сладкой ваты, девочка разговорилась. Мэри отвезла Олимпию домой и, разыскав Ейла, подробно рассказала ему о том, почему дочка Ника почувствовала себя несчастной и отчего она видит такие страшные сны.
Разразившись бранью, Ейл с такой силой ударил кулаком по стене, что картины, которые украшали столовую, задрожали, а в штукатурке образовалась трещина.
Когда Мэри ушла, Ейл позвонил в ресторан и попросил Ника, чтобы его жена устроила в ближайшее воскресенье дома обед.
– Я хочу пообедать с тобой и с Марией. И непременно пригласи своего брата Джорджа. Это очень важно. Дети не должны сидеть с нами за столом. Мэри снова увезет Олимпию и обоих ваших мальчиков на Кони-Айлэнд.
У Ника была квартира в одном из богатых особняков на Клинтон-стрит, в восьми кварталах от ресторана. Ник встретил Фрэнка у входа и проводил в гостиную, где уже находились его жена Мария и брат.
Поговорив немного с гостем, жена Колувоса попросила извинить ее и пошла на кухню. Через двадцать минут она подала запеченную ногу ягненка с гарниром и пригласила мужчин к столу. Беседа во время еды текла легко и непринужденно. Убрав со стола, жена Ника подала турецкий кофе с традиционными греческими сладостями.
Никто из Колувосов не догадывался, ради чего Фрэнки Ейл затеял этот обед. Наконец, сделав последний глоток, он обратился к хозяину дома.
– Ник, – начал Ейл, угрюмо поглядев на хозяина, – у меня очень плохие новости насчет Олимпии. Я узнал, почему по ночам ее мучают кошмары.
Фрэнки сделал паузу, затем глаза его загорелись, и он уже не мог больше сдерживаться.
– Слушай внимательно, Ник, новость ужасная, – повторил он и снова замолчал. Казалось, он тщательно подбирает слова.
– Фрэнки, не тяни, – поторопил его Ник.
– Ладно, дружище. Не стоит ходить вокруг да около. Я скажу, что узнал.
Ейл повернулся и пристально посмотрел на Джорджа, брата Ника и дядю маленькой Олимпии.
– Этот человек, – процедил он сквозь стиснутые зубы, указывая на него пальцем, – этот человек изнасиловал твою дочь. Вот почему по ночам девочку мучают кошмары и она так подавлена.
Лицо Ника потемнело и превратилось в застывшую маску, глубоко потрясенный, он смотрел на брата и не мог поверить в то, что услышал. Джордж молчал, остолбенев от удивления.
Не дав Нику сказать ни слова, Ейл выложил ему все, что узнала Мэри от Олимпии.
– Это длится уже около двух месяцев, – с тех пор, как корабль твоего брата встал на починку и он приехал тебя повидать. Олимпия призналась Мэри, что Джордж заманил ее в погреб, пообещав дать шоколадку, и надругался над ней. Вдоволь побаловавшись, он предупредил девочку, что убьет ее, если она расскажет кому-нибудь о том, что случилось.
Ник повернулся и снова с недоумением посмотрел на брата. Джордж Колувос в ужасе вскочил со стула и хотел броситься к двери. Услышав окрик Ейла, он застыл как вкопанный.
– Сядь, выродок! – приказал тот.
На трясущихся ногах Джордж вернулся на свое место. В холодном поту он ждал, что сделает дальше Ейл. Когда Фрэнки расстегнул пиджак и вытащил из кобуры револьвер сорок пятого калибра, глаза у него расширились от ужаса.
Фрэнки прицелился Джорджу в голову.
– Надо вести себя повежливее, когда другие говорят, – заметил он с ухмылкой.
Сидя на своем месте за обеденным столом, Джордж вынужден был слушать Фрэнки Ейла. Ник и Мария были окончательно раздавлены, после того как узнали грязные подробности изнасилования и поняли, что дочка замкнулась в себе от страха и стыда.
Договорив, Ейл положил перед Ником револьвер.
– Ник, больше всего на свете, – сказал он, отчетливо выговаривая каждое слово, – я хотел бы сам убить этого ублюдка, твоего брата, но я не эгоист. Я не могу лишить тебя этой чести.
Не веря тому, что он услышал, Ник посмотрел на Ейла.
– Ты хочешь... чтобы я... убил... брата?.. – заикаясь спросил он.
Ейл, прищурившись, посмотрел на него:
– Я знаю, мой друг, что ты великодушный и мягкий человек. Но я разузнавал все это не для того, чтобы твой брат избежал наказания, которого он заслуживает от тебя.
Рука Ника медленно потянулась к револьверу, лежавшему на столе. Джордж Колувос, скрючившись на стуле, следил за движениями брата. Когда Ник взял револьвер, Джордж неожиданно крикнул по-гречески:
– Adelphi, mou... oyi!.. – Его мольба: «Мой брат... нет!» осталась неуслышанной. Ник Колувос, которого Фрэнки Ейл убедил отомстить, прицелился брату в висок из револьвера сорок пятого калибра. – Прошу тебя, Ник, – снова взмолился Джордж. – Я не владел собой. Я болен...
Взглянув на него, Ник воскликнул:
– Я оскорблен тем, что у меня такой брат, как ты. Если бы отец был жив, он бы убил тебя сам. Но раз его нет, это сделаю я...
В столовой воцарилась мертвая тишина, которую нарушало лишь тяжелое дыхание обреченного человека. Затем один за другим прогремели выстрелы. Две пули продырявили висок Джорджа Колувоса, из которого тут же хлынула кровь. Мария Колувос истерически закричала, когда ее шурин повалился на стол, ударившись головой о тарелку с баклавой.
Сразу после того, как прогремел выстрел, Ейл встал.
– Все в порядке, Ник. Берись за ноги, и мы перетащим тело на кухню, иначе кровь натечет на ковер, – сказал он.
Подхватив тело Джорджа под мышки, Фрэнки стащил его со стула, и Ник поднял ноги с пола. Они отнесли тело на кухню и положили на покрытый линолеумом пол. Потом жена Ника протерла пол, чтобы на нем не осталось пятен крови.
Вечером, около девяти, как только стемнело, они вынесли завернутый в одеяло труп, затолкали его в багажник машины Колувоса и поехали к пристани парома в Нью-Джерси. Дальнейший маршрут и конечный пункт – заросшую сорняками нелегальную свалку вблизи реки Пассейик в Линденхерсте – определили главари мафии.
Тело засыпали негашеной известью. В считанные дни ни от мягких тканей, ни от костей не осталось и следа.
Домой они возвращались молча, и лишь через неделю Ник позвонил Фрэнки.
– Мой дорогой друг, – сказал он, – моя девочка чувствует себя гораздо лучше. Болтает и улыбается, как прежде. У нее снова появился аппетит. И, самое главное, по ночам ее больше не мучают кошмары.
Ник замолчал. Ейл продолжал слушать. Наконец отец Олимпии заговорил вновь:
– Фрэнки, я хочу поблагодарить тебя. Я знаю, ты поступил так, потому что любишь детей и не выносишь, если их обижают. Ты очень благородный человек, и я счастлив быть твоим другом.
Поблагодарив Колувоса за теплые слова, Фрэнк ответил ему:
– Ник, я знаю, что ты говоришь искренне и обдумал каждое слово. А поскольку мы с тобой в самом деле добрые друзья, я хочу дать тебе совет – запомни. Мы убиваем, если нас к этому вынуждают. А умирают те, кто этого заслуживает. А твой брат – Amorte... он – заслужил!
"Мафия. Первые 100 лет." (Глава I)
Уильям Бальзамо, Джордж Карпоци
Перевод с английского Ю. Пермогорова